Запах расстроенного пианины при доставании нот, запрятанных в недрах древнего ынструмента что-то мне напомнил трогательно-давнее, уют, беспечность, тепло душевное и бабушкин чай с сахаром из литровой эмалированной кружки с запахом кладовки, карьер, ласточки и чижи (или чижи), лодка с веслами, мост железнодорожный через речку, поездка на паром, ловля облызнив, шелковица, шишки намокшие. Всего нет. Больше нет. То что есть, уже не то. А пианино есть. Хоть и не то, но очень близко к тому, и даже в чем то лучше, потому что по-другому, потому что плохое забывается и стирается, вымывается, как шелуха из гречки, а хорошее и доброе остается и из него все строится, и на нем держится, множится и развивается, как продолжение, но уже новое и другое, потому что того, что было, уже нет.

Философско пофигистичкое настроение совсем избавило меня от тревоги и я наслаждаюсь, поливаю розу и лимон у мамы в комнате, свои кактусы, пеку запеканки и жарю оладушки, хочу фаршированного перца, и будет сегодня перец, изучу диск, разберу вещи, раздам все лишнее, ибо оно мне больше ни к чему, поражаюсь, как мало на самом деле надо и как приятны чистота, покой и порядок, у меня теперь есть чувство "как надо" и от этого хорошо, хоть и не знаю, что будет, и все же мирно и не тягостно мне от этого, потому что так оно есть почему-то, потому что прошло время суетится и напрягаться, прошло время печалится, а время действовать еще не настало, оно готовится, и от этого не страшно, а рискованно интересно. Время принимать и готовится сменяется временем отдавать и действовать, и все по-своему хорошо и радостно. Нет горечи и яд не разъедает, максимум печет, если очень прям концентрированный. Не слепят вспышки, не рвутся нервы, все плавно, как радуга. Я не буду больеше называть это старостью и черствостью, буду называть это зрелостью и осознанностью. Если даже я ошибаюсь, я исправлюсь, когда пойму. Мне казалось, что моя любовь безмерна, а затем казалось, что она ничтожна, а она просто есть и этого как раз достаточно, чтобы жить. Пора.